afavorov

А когда собирались в пустые свои небеса,
Попросили ворон - дайте карту и корочку хлеба,
И в родные места притащили их те абриса,
И свернуть горизонт полагалось по линии Феба.

А потом оказалось, что нет никакой пустоты,
Много света и краски заката по сгибу запястья,
И, расправивши крылья, летят косяками киты
И все встречи - кусочки огня ожидания счастья.

Мы ждём Вальпургиевой ночи,
Весна разбила циферблат.
Вот власть пути наверх, а впрочем,
Благими песнями мостим дорогу в ад.

Здесь так естественно движенье
Сквозь капли льющейся воды,
Ты видишь тень богослуженья
В осколках времени танцующей звезды.

В твоих глазах обрывки неба,
Обломки века и мольба.
Ты не сумел бы жить лишь хлебом –
Тогда скажи мне, чем живет твоя судьба.

Я промолчал, ты улыбнулся, -
Я вижу звезды сквозь тебя.
В попытке бегства стать безумства,
Ты не вернешься, если выйдешь из дождя.

А дождь он твой, и ты смеешься,
Ты ищешь света без огня.
Ты ставил все, что есть, на солнце,
Желая только проиграть к исходу дня.

Тебе осталось только верить,
Хотя ты видишь лучше них
Сожженный солнцем низкий берег
Мы пели небу - нас оставили одних.

И нет Вальпургиевой ночи,
У ног свернулся циферблат.
Мы ждем пути наверх, а впрочем –
Благими песнями мостим дорогу в ад.


Май, 1989 год

Бобёр умирал, пока мы искали могилу Шолом-Алейхема. Нашли, мы так искали, просто стояли рядом и разговаривали, а потом поняли, что стояли рядом. Искали камень маленький, нашли ёлочный шарик. Синий. Откуда он на еврейском кладбище?

Help the bombardier, help the bombardier.’
‘I’m the bombardier,’ Yossarian cried back at him.
‘I’m the bombardier.
I’m all right.
I’m all right.’
‘Then help him, help him,’ Dobbs begged.
‘Help him, help him.’
And Snowden lay dying in back.

Этот город распят на маршрутах экспрессов окраин,
Его небо в тисках,
Его корни в веках,
Его имя -- река,
И хотя очень много когда-то ему предрекали,
Но отречение не искупает греха.

Разноцветные песни о трёх несовместных столицах
Это кровь и судьба тех, кто смог не понять суеты,
Но пойми : в разностилье портретов стрираются лица,
Ностальгия -- болезнь, когда есть только время и ты.

Но болезни такой этот город давно не подвержен,
Он кольцует детей, пока те не умеют летать,
Неумение жить - это свойство, мой друг, а не стержнень,
Свойство тех, кто пытался когда-то отсюда бежать.

Вот и всё, сгинут серым туманом бессонные ночи,
Растворятся в себе, превращаясь в рассвет, фонари,
Остаётся лишь день, чтоб пытаться уйти, а впрочем --
Ты ведь помнил своё заклинанье, тогда повтори,

Что этот город распят на маршрутах экспрессов окраин,
Его небо в тисках,
Его корни в веках,
Его имя -- река,
И хотя очень много когда-то тебе предрекали,
Но отречение не искупает греха.

1988

Пустые небеса,
Знамёна под дождём.
Окуклилась лиса,
А мы чего-то ждём:

Знаменья синевы,
Благословенья дней,
И только пустота
Становится плотней.

Знамёна - ерунда,
Не ими счёт потерь,
Они мокры всегда,
И время бьётся в дверь.

Попробуем открыть
Узнаем, что потом,
А что дождю не смыть,
Лиса сметёт хвостом.